РЕЧЬ
Анастасии Грызуновой
при получении Премии Андрея Белого 2021 года
Нет принципиальной разницы между разными реальностями. Нет принципиальной разницы между реальностью той Америки, которая в «Дальгрене» подразумевается за пределами Беллоны, и собственно реальностью Беллоны. Также нет принципиальной разницы между нашей реальностью и реальностью «Дальгрена», где существует реальность Беллоны, в которой две луны, гигантское солнце, а звезды, возможно, есть, но это неточно. Все эти реальности равно реальны, потому что все они — просто истории, умозрительные конструкты, как расскажешь, так и будет. Самая реальная реальность — все равно просто нарратив.
Извините, что я говорю самоочевидное. Я просто напоминаю, почему важно рассказывать.
Переводчик рассказывает чужие истории — что, в общем, не преступно, мы все это делаем с утра до ночи практически не затыкаясь, поскольку — что тоже самоочевидно — рассказывать истории, с прикладными целями или, прошу извинить, ради искусства — это базовая человеческая функция, человек больше ни для чего не задуман. Необязательно рассказывать свои истории. Можно чужие — можно истории Сэмюэла Дилэни — можно «Дальгрен», и мне очень, очень повезло, что я рассказывала «Дальгрен», спасибо Дилэни за него навсегда, потому что мир, где «Дальгрен» существует, гораздо прекраснее, страшнее, сложнее и честнее.
Работа переводчика — это примерно работа актера в моноспектакле: переводчик выходит на условную сцену и говорит чужими голосами, автора и персонажей. Если переводчику очень сильно повезет, в процессе он в некотором роде перестанет существовать сам. В этом, по-моему, и есть смысл упражнения, которым всё достигается, — делая то, что мы пытаемся делать, перестать существовать. В основном недостижимо, конечно, но раз вы полюбили «Дальгрен», есть некий шанс, что случилось чудо и мне, может быть, удалось.
Я очень признательна за премию, это подразумевается само собой, но, вообще-то, это история про Дилэни. В 60-е и 70-е этот человек вместе с Брайаном Олдиссом, Роджером Желязны и Дж. Г. Баллардом переизобретал фантастику — к восторгу и острейшему недоумению и критиков, и фандома. «Дальгрен» вызвал восторгов и недоумения в избытке: это роман с multiple entry points, он не просто непрямой — он кольцевой. Вдобавок он требует мультиустойчивого восприятия (это я буквально цитирую то, о чем автор сам честно предупреждал): не то чтобы там отсутствовала «объективная правда» (в кавычках, конечно), просто любой порыв задать себе вопрос, какова же она, сам себя купирует, поскольку единственного ответа нет, а возможные равноправные и отчасти взаимоисключающие ответы находятся где-то далеко за пределами и двухмерной, и трехмерной реальности.
«Дальгрен», история Шкета, безымянного главного героя, — отчасти тоже про несуществование: исчезновение имени — первый шаг к исчезновению. На какой-то миг Шкет, допустим, вспоминает имя — но эта ясность мимолетна, так что насчет существования Шкета у нас тоже остаются вопросы. Если можно не существовать герою, переводчику сам бог велел. Я только очень надеюсь, что существует Беллона.
Книжка, однако, существует, в том числе по-русски, это мы знаем совершенно точно — и спасибо за это уже упомянутому редактору Александру Гузману и издательству «Азбука»; вы очень крутые.
И вообще спасибо.