Борис Дубин 

РАБОТА ПРИОБЩЕНИЯ

Речь о Елене Петровской

Небольшая книга Елены Петровской «Теория образа» встречает нас схематично, от руки и по-детски просто представленным на обложке созвездием Большой Медведицы. Первая мысль: ну, понятно, ведь написано же –  «образ». Да, но образ чего? И как получается, что мы видим этот образ? Причем все сообща, но не сговариваясь, – именно этот? Уже и перечисленных вопросов хватило бы не на одну куда более объемистую монографию. Но мало того: рисунок здесь отсылает не только к карте звездного неба (кантовскому «звездному небу над головой»), но и к дорогой для автора мысли Вальтера Беньямина, которая цитируется и разбирается на последних страницах: «Образ это… то, где прошлое сходится с настоящим и образует созвездие». 

Книга Петровской – воплощенный парадокс. Представляя собой курс лекций, она меньше всего сборник ответов, но прежде всего собрание вопросов, причем тех самых, первых и последних, одним из которых, со ссылкой на Льва Толстого («Что такое искусство?») она и открывается. Вводящая в проблемы визуальной антропологии, она построена на печатных текстах – заинтересованном и внимательном словесном собеседовании с Морисом Мерло-Понти и Жаком Деррида, Роланом Бартом и Розалиндой Краусс, Виллемом Флюссером и Жан-Люком Нанси, а также многими, многими другими.  Посвященная зримому, она настаивает на его обоснованности невидимым и приглашает расстаться «с очевидностью, чтобы ее же в конце концов объяснить». Рассматривая техники коммуникации, она ставит в центр не собственно сообщение, а, скорее, приобщение или,  уже в визуальных терминах, не изображение, а преображение: «Икона ничего не изображает… Она оказывается оператором (курсив автора – Б. Д.) – оператором нашей трансформации как зрителей».

И тут на сцену  вступает, как мне кажется,  главное действующее лицо книги, основной «концептуальный персонаж» визуальной антропологии как философской дисциплины. Это  зритель, точнее незримое сообщество зрителей, а еще точнее – «общее пространство  фантазий», которое «не принадлежит ни мне, ни тебе по отдельности» и которое всех их, всех нас собственно и объединяет, делает общностью. Переживая эту общность, мы только и получаем способность увидеть то, что изображено, приобщиться к смыслу изображенного.

Само название книги Елены Петровской содержит семантическое удвоение, оно внутренне напряжено, насыщено напряжением. Если «образ» это нечто вы-резанное, выделенное и тем самым введенное в круг зримого, привлекающее зрение, обращая на себя взгляд, то «теория» это со-зерцание иного, которое может быть представлено только непрямым путем, развернуто и показано опосредованно, причем обязательно сопровождается сознанием иноприродности явленного таким вот косвенным образом.  Тавтология – не механическое повторение, а способ переключать уровни смысла. Иными словами, осуществлять работу приобщения.