Борис Гройс

РЕЧЬ ПРИ ПОЛУЧЕНИИ ПРЕМИИ

 

Все мои последние статьи были посвящены художникам и поэтам Москвы и Ленинграда, вообще – современному искусству. Но я хочу сказать о вещах, о которых вряд ли буду когда-нибудь писать.

До знакомства с неофициальным искусством я был воспитан на образцах европейской культуры. Жить в европейской культуре – это значит разделять ее общий контекст и быть свободным в жизненных проявлениях. Это значит – жить в пространстве, большая часть которого освоена. Неофициальная культура развивается не так – здесь связи между людьми на высших уровнях смысла отсутствуют, но люди сохраняют общее в своих личных проявлениях. Когда читаешь старую русскую литературу, возникает впечатление целого, но которое не связано общим человеческим диалогом. У Достоевского человек скорее даст себя убить, чем переубедить. И начиная с «Мертвых душ» Гоголя, романа-космоса, мы знакомимся с людьми, которые не знают о существовании друг друга: Собакевич ничего не знает о Коробочке, Коробочка – о Ноздреве. Всех персонажей связывает… автор.

Когда я впервые осознал это, я понял, что живу в другом, неевропейском мире – и был удручен. И хотя общение было, и оно продолжается, я знаю, что разрыв неустраним. Вместе с тем, я понял, что дорогой для меня мир европейской культуры утратил свой общий контекст, что по-видимому, заставляло Ницше говорить о воле к власти. Европа утратила свою общую обоснованность, а кто об этой обоснованности знает – не властвует. И у меня сложилось представление о России как о полигоне разобщения, на котором люди соединяются лишь в политическом и бытовом существовании, но не имеют общего языка.

Сегодняшний мир представляет тягостную картину – а Россия в разобщении живет сотни лет. Мы живем без неожиданностей: есть скука, раздражение, но мы являемся прекрасным подобием современного мира. И мне кажется, что этим надо воспользоваться и подумать о том, как существуют другие. Наш опыт достаточно поучителен, и наш нынешний вечер – та ситуация, которая повторяет модель современного мира. Это звучит претенциозно, но это так. И то, что мы, не понимая друг друга, умеем существовать, это урок, который следует понять и передать другим.

 

(Часы, 1978, № 15, фрагмент)