Алексей Шестаков

РЕЧЬ О ДМИТРИИ БАВИЛЬСКОМ

 

Книга Дмитрия Бавильского «До востребования» была востребована – во всяком случае мною, но и многими другими, полагаю, тоже – ещё до того, как она стала книгой. Интервью с современными российскими композиторами, публиковавшиеся автором на протяжении последних лет пяти в сетевой газете «Частный корреспондент», имели для меня большое практическое значение. Естественным образом выяснилось, что они служат незаменимым подспорьем для подготовки к прослушиванию в концертном зале или дома, для восприятия и понимания опусов этих авторов – лучшим, нежели основная масса традиционной музыкальной критики или небольшие тексты, включаемые в издания той же музыки на дисках.

Пользуясь, таким образом, практически этими текстами, я никогда не задумывался о том, что они могут составить книгу, – несмотря на то, что примеры подобного жанра существуют, прежде всего «Краткая история новой музыки» Ханса-Ульриха Обриста, тоже состоящая из интервью с известными композиторами и музыкантами (к слову сказать, куда менее многочисленными и подробными, чем у Бавильского). Возможно, дело в том, что интервью Бавильского в большой степени перформативны: они не столько рефлексируют над некоей существующей, более или менее вошедшей в историю музыкой, сколько совершают определённое действие, и, как правило, очень важное: например, нащупывают связь того или иного композитора – его же, так сказать, руками или устами – с современниками и предшественниками, то есть встраивают его в традицию, что очень важно и очень трудно, настолько резко сама современная музыка отличается внешне – на слух – от еще недавней и настолько резко изменились условия её существования и восприятия. И вообще – почему их практическая ценность, вероятно, и была такой отчетливой, – эти интервью живо напоминают опыт восприятия, процесс слушания: интервьюер – более или менее такой же, как и я, человек, не меломан в высоком смысле слова, не музыковед, вооружённый специальным образованием, – не боясь продемонстрировать свое незнание, в некотором роде на ощупь, методом проб и ошибок, ищет зацепок для контакта с накатывающей на него неизведанной реальностью.

Тем более что эта реальность в данном случае – неизведанная на редкость. Ведь современная академическая, как её не очень удачно называют, музыка отличается, как мне кажется, тремя необычными даже для смежных с ней искусств особенностями: она – так же, как и книга Бавильского, и более, чем, скажем, визуальное искусство, – перформативна, то есть чаще всего неразрывно связана с условиями исполнения, а значит, практически невоспроизводима за их пределами; она бескомпромиссно сложна, то есть не идет ни на какие уступки слушателю, всё глубже и изощреннее разрабатывая свои собственные специфические возможности; и, наконец, широко используя весь окружающий культурный материал – то есть, материал массовой культуры, другой теперь нет, – сама программно не вписывается в массовую культуру, выступая по отношению к ней, возможно, единственной, невозможной и в то же время необходимой альтернативой.

В результате эта музыка оказывается как бы лишена места в настоящем: она располагается в особого рода будущем, безусловно недоступном сейчас и вообще – невероятном. Писать о нём музыковедческие труды – очевидно, пустое занятие. Дмитрий Бавильский предпочёл дать о нём свидетельство до востребования – свидетельство, опережающее само происшествие и, скажем так, делающее на него ставку. В этом очень необычном позиционировании себя как автора – несомненно, большое литературное достоинство этой его работы, очень точно выраженное в названии, которое как раз и отсылает, по-моему, к невероятному будущему. Я могу ошибаться, но у меня был один опыт, связанный с корреспонденцией до востребования. Дело в том, что отправленные с такой пометкой письма, в отличие от прочих, не возвращаются назад отправителю, если по тем или иным причинам не достигают адресата. Они остаются в том будущем, на которое сделали ставку. А это ли не доказательство большого литературного успеха?