Наталия Азарова
 
Речь на вручении Премии Андрея Белого Полине Андрукович
 
    Наверное, если бы Пессоа был женщиной, он бы мог быть и Полиной Андрукович тоже. У Полины Андрукович специфическая гетеронимия: многие критики сходятся на том, что её гетероним и автор – это одно и то же лицо, не понимая, что гетеронимия тем и отличается от псевдонима, что никакого автора вообще нет. Лично Полина Андрукович – это тоже гетероним. Тогда «Периоды» - дневник, но написан не автором, а гетеронимом, при этом само деление на биографическое и вымышленное теряет смысл. Можно и перевернуть: у гетеронима всё вымышлено, даже его реальная биография, даже его тело и телесная биография. 
          Я такая же.
          Я почти такая же…  (Андрукович)
    Дневник гетеронима – это когда «как будто личное гетеронима» автоматически вписывается в собственную биографию.
    Критика и клиника здесь должны сливаться воедино и приём перестаёт быть приёмом. С одной стороны, казалось бы, поэтика Полины – подарок для лингвистов, изучающих девиации, креативность и прочие кунштюки, с другой стороны, её приёмы консистентны, узнаваемы, но, в отличие от поэта, который бы действовал в рамках постфутуризма, она их не брендирует, она просто так пишет, а любую девиацию при желании можно объяснить и клинически, только зачем это делать?
    В мире нашей героини невозможно ничего выбросить ни из вещей, ни из сказанного. Переписать невозможно, все ошибки автоматически становятся невыбрасываемыми, и это прямо противоположная интенция экспериментальным блэкаутам. Это похоже, скорее, на наволочки Хлебникова, полные заметок, которые он постоянно таскает с собой, или на те же баулы Пессоа. Так же течет время Полины, полное подробностей, в котором из бесконечного ряда последовательных деталей невозможно выкинуть ничего пусть даже незначительного. И в этой последовательности место главного и второстепенного занимает неравномерное и неровное.
    А ещё «Периоды» – это, по Андрукович, – “многажды повторная песенка”. В своем интервью Полина говорит, что каждый день она исписывает три страницы блокнота и с утра рисует рисунок. Здесь напрашивается аналогия с Приговым. который тоже каждый день писал по одному стихотворению и рисовал по три картины. И в том, и в другом случае это может быть и заклинанием, и некоторым терапевтическим алгоритмом.  
    Ритм повторов у Андрукович, скорее, вписывается в философию ритуала, и этот ритуал, поэтический дневник, выступает как некоторый способ обустройства пространства, в котором либо отсутствует, либо отрицается движение. Когда-то Паскаль сказал, что мыслитель, если он настоящий мыслитель, не нуждается в обязательном передвижении, а может всю жизнь не выходить из комнаты, и у Андрукович:
                                                         … Движен
          ие уже затихает, будто оно было 
          ложью. 
    Какие-то движения происходят, но невозможно сказать наверняка, были ли они на самом деле, потому что этого в самом деле нет, и точно не бывает перемещения в пространстве, в котором уже и так всё есть.
    Поэтика аллергии на движение Андрукович оказывается актуальной ещё и с неожиданной стороны: как протест против культуры путешествий, культуры впечатлений, так же, как и оставление опечаток и ошибок можно воспринимать как протест против культуры стирания и культуры отмены. 
     А теперь про феминизм. Андрукович давно пора вписать в феминизм. Это ярко выраженная женская поэзия и феминистская поэзия. Это не только некий вариант неагрессивного феминизма, но и доказательство того, что феминизм может и имеет право быть неагрессивным, что феминизм и борьба не синонимы. Более того, если не делать из каждого высказывания манифест, то можно обойтись без самоназывания феминисткой. И в то же время – это жизнь женского тела во всех его проявлениях, ощущениях, подробностях без превращения в собственной жизни в проект. 
     Если китайские или японские красавицы каждое утро смотрели на облака и в зависимости от облаков меняли свою причёску, то Полина, поэт 21 века, повторяет этот утренний ритуал, но отвечает облакам не причёской, а всеми своими телесными ощущениями – и это апология женской поэзии. 
     В 2004 году, когда вышла антология «Девять измерений», Полина потрясла поэтическую общественность тем, что назвала в стихах менструацию – менструацией: насколько здесь было намерение эпатировать публику или стремление отстаивать свои права на прямое называние? Скорее всего, нет. Это важно, это так называется и почему бы об этом не поговорить. И вот эта линия тотальной женской телесности продолжается на протяжении всей истории её текстов, в том числе и в «Периодах», книге-лауреате, что даёт нам основания считать Полину Андрукович вместе с её женским гетеронимом важными фигурами в поэзии феминизма. 
     Здесь нужно сделать одно уточнение. Андрукович: 
            если честно, – нечестно говорить 
            о ком-то другом кроме себя.
     Такие авторы всегда мыслят себя как существующими в единственном экземпляре и в литературе тоже, поэтому любые определения ей, казалось бы, не подходят, но тем не менее её поэзия легко вписывается в феминистское поле, если воспринимать его действительно как поле, а не как могучую кучку. И в этом смысле лауреатство Полины Андрукович очень важно, потому что оно показывает, что Премия Андрея Белого вписывает не только в литературный процесс и, что важнее, в литературу, но и способно вписать в историю феминизма, расширяя само понятие феминизма, вернее приводя его в соответствие с реальной культурной парадигмой.