Виталий Кальпиди на церемонии вручения ПАБ 2017

Уважаемые коллеги, я благодарю жюри премии Андрея Белого за удовольствие произнести имена моих товарищей, чей вклад в создание уральского поэтического пространства в разные периоды был бесценным: это Владимир Абашев, Анна Сидякина и Владислав Дрожащих из Перми, Евгений Касимов, Андрей Санников и Юрий Казарин из Екатеринбурга, Марина Волкова и Владимир Трегубенков из Челябинска, Вячеслав Остапенко из Петербурга и незабвенный Евгений Туренко, увы, из небытия. Безусловно правильно было бы перечислить имена всех уральских поэтов, которые, собственно, и есть Уральская поэтическая школа (УПШ), почитать их стихи, рассказать про них, предложить к просмотру документальные фильмы про УПШ, ну и прочее.
Делать этого я, понятно, не буду. Но взамен хочу сообщить следующее: В Челябинске вот уже пару лет зреет идея сочинить книгу-учебник о творческих стратегиях XXI века на основе опыта тридцатипятилетней истории УПШ.

Никто в Челябинске не напутствовал меня: «Мол, как поедете в Петербург, скажите всем там вельможам разным: сенаторам и адмиралам, что вот, ваше сиятельство, или превосходительство, живет в таком-то городе Уральская поэтическая школа...» Нет, сообщил я это по причине, что всё сходится к тому, чтобы, например, Вадим Петрович Руднев, нынешний лауреат премии А. Белого согласился поучаствовать в этом предприятии. Тем более, что второй закон нарративной онтологии, описанный в его книге «Новая модель реальности», гласит: «Неважно, имело ли место то или иное событие, важно насколько оно для нас интересно...» Этот закон нами, на Урале, естественным образом реализован на практике в виде лозунга: Реальность – это то, на чём мы будем постоянно настаивать. И пусть радиус действия этой мысли невелик, но зато ошеломляюще эффективен.  Не менее важен и третий закон нарр-онтологии, а именно: «Реальность постоянно рассказывает нам о чем-то. И если мы правильно прочтем это послание, то сумеем понять смысл жизни.

Я не собираюсь заходить так далеко, но ведь надо адекватно прочесть и факт, появления проективного словаря Михаила Наумовича Эпштейна другого лауреата премии Белого 1991 г., или доклады Людмилы Владимировны Зубовой об уральской поэзии (лауреата премии Белого 2010 г.), и уж точно нельзя пройти мимо Паоло Гальваньи (лауреата премии Белого 2014 г.), с которым мы в своё время подготовили большую прокомментированную подборку уральских авторов для миланского журнала «Поэзия», и как мне умолчать об Игоре Павловиче Смирнове (лауреат премии Белого 2000 г.), чья книга «Психоистория русской литературы», которую он мне подарил в такой далекой Перми, до сих пор не даёт мне покоя, и уж, конечно, я обязан назвать Дмитрия Владимировича Кузьмина (лауреата премии Белого 2002 г.), потому что именно с ним и с Мариной Волковой мы дали старт культурному сюжету «Русская поэтическая речь – 2016». Ведь этот алфавит фактов надо сложить в слова! Да и что тут складывать (!), когда они сами сложились в буквы размером с первомайский транспарант и звучат примерно так: «Друзья, есть возможность сделать удивительную книгу об удивительном прошлом для удивительного будущего, то есть попросту общими усилиями стать этим будущим».

Русская поэзия уже лет тридцать находится в свободном плавании, не нуждаясь ни в участии государства и бизнеса, ни в читательском и общественном оправдании. Размышляя над тем, чем лично я занимался эти годы, пришлось прийти к неутешительному выводу: тёмную тучу времени я довольно успешно выстраивал в регионе утерянную инфраструктуру: издательство, журналы, корпоративное движение, фестивали, видео-арт и далее со всеми остановками. Но это была и есть инфраструктура прошлого времени, инфраструктура потерянного рая, идеального рая, и при этом рая прошлого. Наипрошлейшего – я бы сказал. 
Постоянно перемещаясь (причём не линейно) с позиции поэта на позицию культуртрегера и обратно, я понимаю, что решающей является позиция именно поэта, смысл которой в том, что Судьба русского поэта перестала быть связана только со стихами, она связана с постоянным усилием для созидания и поддержания в рабочем состоянии многомерного пространства, в котором эти стихи будут работать эффективно, то есть попросту исполнять свою миссию. 

Возможно, я заблуждаюсь, но, мне кажется за исключением разве что проекта «РПР-2016», в поэзии не было ни одного совместного глобального эксперимента, не было создано ни одного искусственного «нейромедиатора», способного воздействовать на внутренние контуры стиха. Единственная стихийная массовая инициатива, длящаяся уже два века, – это попытка создать иерархию поэтов (примерно стоместный пьедестал). Но в эту иерархию мало кто верит. Тем более что она – как структура – очень неустойчива. 
Книга же, о которой я говорю, это не только аналитических корпус статей, спровоцированных интеллектуальной проницательностью их авторов, эта книга будет посвящена возвращению «веры в поэзию», которая возможна только через процесс возвращения «веры в поэтов», а те, в свою очередь, обязаны вспомнить, что Цель литературы – стать сильнее жизни. Я отдаю отчет в том, что Смысл любой идеи – вещь физически конечная и не может не перейти в состояние бессмыслицы. Поэтому так важно, на какой стадии мы ее подхватим.
Кому-то по легкомыслию может показаться, что УПШ – это провинциальная поэтическая субкультура, довольно удачна сконфигурированная и настойчиво продвигаемая и продвинутая в чрезмерно пластичные ниши современной литературы. Между тем, УПШ – была задумана и действовала как полноценная модель русской поэзии, причем с имперскими амбициями, пусть и в облегченной их версии.

УПШ – отличный испытательный стенд для написания книги нового типа. Созданы практически лабораторные условия для анализа и анкетирования. Существует компетентный результат документирования 35-летней истории УПШ, доступны эффективные технологии донесения результатов исследований до референтных и прочих гуманитарных групп. Мне представляется эта книга – собранием частных версий общей теории русской поэзии. Ибо главное условие достижения истины – это мирное существования не-истин. 
Пафос моего призыва участвовать в написании книги о новых творческих стратегиях обращен ко всем, кто, как и мы, недоумевает: «Когда и ¬– главное – зачем литературоведы отказались от роли творцов того, что они изучают?»
Понятно, что Цель создать Катехизис русской поэзии – нелепа, абсурдна, несовременна, инфантильна, но ведь и великолепна! 
Я хотел бы обратить внимание на то, что любая «Цель» – это суетливая и очень любопытная дама. Она никогда не сможет пересилить искушение заглянуть в лицо летящей мимо стрелы. Надо просто все время быть стрелой. И шампур достижений Вам обеспечен! Для этого, как учит нас один из столпов «домашней русской философии» Иван Алексаныч Хлестаков: «Главное, чтобы легкость мыслей в голове была необыкновенная...».
Поэзия – не окончательный «продукт». Она – всего лишь среда, где должны плавать существа, еще не изобретенные нами. Сами же стихи – только шум открываемой двери, за которой нас ожидает абсолютно всё, чего мы по-настоящему пожелаем.