Дмитрий Воробьев
О РАБОТЕ ПЕРЕВОДЧИКА
Речь при получении премии

Я благодарен комитету премии Андрея Белого за высокую оценку моей работы. Эта работа не смогла бы состоятся без со-трудничества, со-работничества нескольких моих друзей и коллег: шведского переводчика и издателя Микаэля Нюдаля и моего учителя, моего постоянного соавтора, переводчика на чувашский язык Иосифа Дмитриева. За что им отдельная признательность.

Я против «романтизации» литературного труда, я никогда не воспринимал литературу как «особую миссию» или «дело всей моей жизни». Перевод для меня – это особая исследовательская и творческая деятельность по пересобиранию языковых пазлов, повод для серьезного разговора о поэзии с интересными людьми, упражнение на развитие поэтичности мышления.
Так случилось, что моё становление как поэта и переводчика прошло в питательной среде чувашских друзей Геннадия Айги. Поэтому я воспринимал поэтическое мышление и работу Айги не как нечто диковинное и странное, а как нечто «нормальное» и даже повседневное.

Переводческая работа Айги носила, если так можно выразиться, «эгалитарный» и коллективный характер. Чаще всего она была организована как совместная работа небольшой команды поэтов-переводчиков и эксперта по языку оригинального поэтического текста. Знание языка оригинала переводчиком было желательно, однако более важным критерием являлось виртуозное владением родным языком. Попав в эту среду, с 2004 года я начал работать над издательскими и переводческими проектами. Микаэль Нюдаль был экспертом, Иосиф Дмитриев был ледоколом-путепрокладчиком, смело бравшимся за самые пугающие проекты, и отвечавшим за перевод на чувашский язык, а я отвечал за переводы на русский.

* * *
Переводчик, на мой взгляд, – это самый внимательный и, вероятно, прихотливый читатель. Художественный перевод, и перевод поэзии особенно, предполагают особую модель внимательного чтения, которую можно назвать «сверхмедленным чтением». Это замедленное чтение позволяет управлять собственным вниманием: чувствовать, слышать, фантазировать, понимать. Осваивать не только текст, но и принципы текстопорождения. Позволяет деавтоматизировать работу с наличной речью, часами анализировать и переживать оттенки смысла фраз или понятий, казавшихся простыми и знакомыми, без зазрения совести обращаться к автору с бестактным вопросом «что ты хотел этим сказать» и т.д.

Если смотреть на поэтический перевод как на инструмент развития принимающего языка, если рассматривать фундаментальные задачи поэзии как особой социальной практики, то переводчик поэзии (в идеале) должен стремиться к увеличению разнообразия поэтических форм и традиций материнского языка. Есть смысл локализировать в русском языке те поэтики, которые показались вам уникальными, возмутительными, невозможными.

* * *
Последняя из переведенных и изданных книг – повесть Кристиана Лундберга «Ярден» (ее чувашское издание выходит в январе 2017 года) – это рассказ о прекаризации общественных отношений. Рассказчик повествует о собственном переходе внутри прекариата: из креативного сословия в люмпенизированное сословие. Тема прекаризации оказалась очень актуальна для меня. Заниматься переводом в Чебоксарах – значит постоянно ощущать прекаризацию на своей шкуре.

Если говорить об условиях литературной работы, то можно выделить две тенденции: патернализация и обратная ей прекаризация.

Патерналистский подход порождает массовый, крупнотиражный перевод (условно «издательский»). Для него характерна ориентация на массового читателя, на упрощение и узнаваемость (преподносимую как «понятность»), на узусные синтаксические формы, «нормализирующий» и «русифицирующий» перевод. Такая тенденция, на мой взгляд, сейчас мало характерна для перевода поэзии, скорее для «формульной» литературы.

Второй тенденции соответствует малотиражное издание на вкус и риск переводчика или коллег экспертов (условно «самиздатовский» перевод). Для него характерны: ориентация на активного, подготовленного читателя и «элитарный вкус», большую свободу самовыражения переводчика. Такая тенденция в современных условиях увеличения роли новых медиа обладает потенциалом роста.

Я не против «нормализующего» перевода, если такой перевод имеет круг своих читателей и ценителей. В некоторых ситуациях без него обойтись нельзя. Я за многообразие, против навязывания определенной стратегии перевода в качестве единственно верной. В конечном счете, выбор делает следующее поколение (если у него есть свобода выбора, конечно же). Именно следующим поколениям решать, что будет рассматриваться как «действующая» традиция, а что как «имеющая лишь исторический интерес».