Сергей Морейно – москвич, который три десятилетия назад переехал в Латвию и стал, кроме того, что он остался русским, еще и латышским поэтом и писателем.
      Поэтические книги Морейно на русском языке выходили во ведущих русских издательствах, а его книги, которые последнее время пишутся уже на латышском языке (и в основном это уже проза), выходят в лучших латвийских издательствах. Нелегко найти еще один пример автора, который в равной мере успешно работал бы на двух языках, не будучи носителем обоих с раннего детства.
     Премия Андрея Белого присуждена Сергею Морейно в номинации Перевод, но назвать его переводчиком или поэтом-переводчиком было бы, на мой взгляд, неверно, потому что Морейно – поэт во всем: в стихах, в прозе, в постоянном переходе через языковые границы, во взгляде на жизнь, в образе жизни, и то, что наибольшее признание у читателя завоевали именно его стихотворные переводы, в какой-то мере случайность; так получилось, что свою зрелость он встретил, отдавшись этой стихии, а так порядок его увлечений мог бы быть и иным: перевод, проза и поэзия вполне могли бы и поменяться местами.
     Тем не менее так получилось, что десять лет назад, после выхода в «Новом литературном обозрении» итоговой поэтической книги под названием «СМ» (это, конечно, означает «Сергей Морейно»), поэт сфокусировал свой поэтический дар именно на тех аспектах поэзии, которые связаны так или иначе с переводом. Но когда мы говорим о переводе, перед нашими глазами или перед нашим внутренним зрением обычно вырисовывается совсем другая проблематика, нежели та, что занимает Сергея. Ему, собственно, не интересно перевести какое-нибудь хорошее стихотворение или какую-нибудь хорошую книгу. Это было бы для него как-то мелковато. Морейно интересует реконструкция огромного мира, который прилегает к Восточному немецкому морю: Остзейский край, огромный, многоязычный, с чрезвычайно драматической историей, знавший уничтожение одних, депортацию других, страшные гражданские войны, скрывающий могущие в любой момент разразиться кровавые конфликты.
     В этом мире было несколько «больших» языков (некоторые называют их «языками-убийцами»). Прежде всего немецкий язык (и даже первоначально – нижненемецкий, Plattdeutsch), затем польский язык. Это были языки местного дворянства (немецкий – в Эстляндии, Лифляндии и Курляндии, польский – в Латгалии, Жемайтии и Аукштайтии). Потом к ним прибавился русский язык, язык чиновников и офицеров.
     Наконец среди этих языков были и языки горожан, прежде всего идиш (интерес к которому тоже  не чужд нашему лауреату).
     И дальше, всё ниже по социальной лестнице, всё глубже в человеческую толщу – языки крепостных крестьян Эстонии, Латвии и Литвы, языки, которые очень-очень поздно получили литературные формы, языки сравнительно небольшие по числу носителей. Есть здесь и вымершие и вымирающие языки: прусский, ливский, кашубский. 
     Всё это составляет вместе некое единство, и переводить кого бы то ни было из его поэтов, хоть Иоганнеса Бобровского, немецкого поэта из Восточной Пруссии, население которой было депортировано после Второй мировой войны, что латышских советских классиков, как Ояр Вациетис, что литовского поэта, писавшего на польском языке, Нобелевского лауреата Чеслава Милоша, невозможно без вживления себя в этот странный многоязычный не очень понятный и конфликтный край.
     И вот как раз знакомство с творчеством Сергея Морейно на сегодняшнем этапе рассказывает нам, что поэзия может быть и такой: его источником может быть как то, что лежит внутри нас, и то, что лежит выше нас, так и то, что лежит в наших руках, а именно чужая поэтическая книга, которая может так же вдохновить, как любовь, как мысли о высоком или о Боге. Кроме всего прочего, Сергей Морейно создал неизложенную пока систематически (а может и не нужно ее систематически излагать) свою концепцию того, что есть перевод.
     Каждое поколение должно всё переводить заново: это положение старо и тривиально, но к нему, на мой взгляд, нужно прибавить одну важную деталь: каждое поколение должно не просто по-другому проблематизировать переводимый текст, оно должно по-другому проблематизировать текст как таковой. 
     Теперь же я предоставляю слово лауреату, чтобы он поделился с нами своими открытиями.