Победили четыре  пьесы для чтения, которые опубликованы в «Новом мире» и называются они: «Свидетельские показания», «Что вы делали вчера вечером?», «Человек из Подольска» и «Сережа очень тупой».  Я сказал, что они для чтения, но, впрочем, всё это уже поставлено на сцене и театр в этом смысле расширяет аудиторию прозаика и поэта.

Данилова всегда занимали двусмысленные колебания наших слов между возможными значениями.  Языковая формализация всё время отклеивается от реальности и читатель с тревожной радостью чувствует зазор между ними.

И вот мы уже можем сказать вместе с героем:  «Я не знаю, что я вижу». Мы не знаем точно, кого именно и в каких  обстоятельствах можно назвать «молодым человеком»? Данилов дает пользователю языка шанс приостановиться, притормозить и подумать над тем, насколько по-разному можно понимать фразу «Мы у вас будем в течение часа».

Нарочитая буквальность позволяет нам выйти из автоматического режима и почувствовать предел наших языковых возможностей, который, оказывается, лежит ближе, чем мы привыкли ощущать.

Действие происходит в легко узнаваемых обстоятельствах, но по абсурдным и неизвестным тебе правилам. Кажется, что это народный сериал из жизни ментов, который пересказывает вам Эжен Ионеско. Абсурд это логика  умных, внимательных и немного растерянных. 

Сервисные службы обретают вдруг дополнительную субъектность и полномочия и ты попадаешь в тупик персональной логистики. 

Любая стандартная, базовая и заранее известная социальная практика, будь то допрос в полицейском участке или курьерская доставка товара на дом, происходит в уникальных обстоятельствах личной судьбы и потому может быть подвергнута персональному остранению в нашей памяти. Так мы освобождаемся от власти общей практики. Но что мы будем делать с этой свободой, оказавшись вне этой власти? 

Так происходит личная работа, персональное производство смысла из руды общих ритуалов, собственные свидетельские показания на свой счет.

В этих показаниях нам предъявлен портрет отсутствующего лица, который буквально складывается из условных голосов, то есть человек равен случайной сумме чужих впечатлений. Но и голос самого отсутствующего лица это тоже всего лишь одно из  бесполезных свидетельств. Этот голос обнаруживает фиктивность и пустотность говорящего о себе. Человек не имеет на себя никаких эксклюзивных прав.

Доставленную посылку невозможно открыть и узнать, что там. Её можно только унести подальше и осторожно предположить, что она сменила адресат.

Вечер это место, в котором заключены сумерки языка. И потому никто из нас не может знать, что он будет делать завтра вечером?

Описательная беспомощность, наивность вербатима, сквозь которую видно, как опасно и тонко натягивается защитная пленка языка, отделяющая нас от  не именуемого, но неминуемого. 

    Этими пьесами нам задан провокационный вопрос: если мы все на сцене, то кто тогда является зрителем?

     Пишите свою новую пьесу, Дмитрий. Может быть, вы сделаете её из вручения литературной премии? Мы с удовольствием прочтем или посмотрим ещё одну вашу пьесу о нашем общем положении.