Александр Уланов
Новый журнал
ГВИДЕОН: Поэзия в действии: [Журнал Русского Гулливера]. 2011. № 1. 252 с., 2012. № 2.324 с.
Главный редактор — А. Тавров.
Для нормального существования литературы необходимо значительное количество журналов с различными позициями. В США и во Франции их десятки, в России единицы, поэтому новый журнал встречают с радостью и ожиданием.
Однако с первых страниц редакционных предисловий журнал «Гвидеон» озадачивает. «Уход от филологии в сторону сущностей» (№ 1, с. 6), а что, филология, по определению, не может идти к сущностям? «Где было стихотворение Эмили Дикинсон или Пастернака до того, как оно было записано? Где оно обитало? Мне кажется, явно не в словаре и не в памяти автора» (№ 1, с. 9). Но если не в сознании автора — ответ вполне предсказуемый: «Они пришли — НИОТКУДА. Из обители богов, из источника всего» (№ 1, с. 10). Концы в воду. В обитель богов, конечно, никакой анализ доступа не имеет. Остается только неразумное восхищение. «Где находится сам поэт, пишущий шедевр? <...> Он находится в вечном сейчас» (№ 1, с. 9). Однако «вечное сейчас» одинаково и равно себе. Между тем хорошие стихи почему-то различны.
«Раскрываешь книжку, читаешь первое стихотворение и сразу все понятно. Поэзия или нет» (№ 1, с. 18, К. Латыфич). «Вещь должна быть названа — просто потому, что так устроен мир. Это — элементарно и просто, как эти стакан и сок: есть сок, есть стакан, сок должно налить в стакан» (№ 1, с. 62, А. Афанасьева). Вот так, будто не было длящихся с начала ХХ в. по сей день сложных попыток выяснения отношений означающего и означаемого. Вне понимания, что и всякая вещь пластична, и всякое имя — частичность, остановка потока событий. Вне каких- либо устремлений к разнообразию и многозначности мира.
С такой позиции возможно только высокопарное пустословие, почти одинаковое у различных авторов. «И слышно как звучит / холста еще не начатой картины / безмолвие» (№ 1, с. 16, К. Латыфич). «Мерцание, столетний птичий трон: / В цвету его сияний кровеносных / Согретый воздух пьет горячий гром» (№ 1, с. 45, А. Бауман). «Ибо вправе сжатью присягнуть / Только свет Божественный. Ой сердце!» (№ 1, с. 58, И. Риссинберг). «Позволь до самой смерти, Боже мой, / носить клеймо незримого огня» (№ 2, с. 28, Е. Перченкова). И так далее.
«Человек, как камень, становящийся легче, / за счет отсечения лишнего — до абсолютной правды» (№ 1, с. 66, А. Афанасьева). Человек, к счастью, разнообразен — отсечения наводят на мысли о прокрустовом ложе, калеке после ампутации. Основное направление авторов «Гвидеона» — не попытка открыть новый способ жить в сложности мира, а воспроизведение готовых ответов. Слезливых историй о Деде Морозе, навещающем тяжело больных детей (№ 1, с. 46—47, А. Бауман). Притч без глубины, лишь аллегорий, риторических украшений. «Наши святые — далекая птичья стая, в строгом и невероятном порядке клин, утопающий в свете и славе, недосягаемый, вольный, вершащий победительный лет свой на юг, к вечной весне. Мы, нынешние, тоже птицы; мы не летаем, не привитаем в могучих кронах, не о нас Слово слова, не про нас юг: мы родились и обретаемся на птичьем дворе» (№ 2, с. 252, С. Круглов).
Естественна опора на религию — верное прибежище тех, кто не может справиться со сложностью мира. М. Кирдань говорит о «бессловесной молитве» (№ 1, с. 70). А. Горбунова — о Сойкинской святыне (№ 1, с. 138), А. Шехова — о том, как она ходит к Богу. «Лирическая героиня Перченковой — душа перед Богом» (№ 2, с. 26, М. Ионова). «Честнее вдовы и прекрасней невесты — как божество и несет обоженье» (№ 2, с. 242, Н. Черных). Церковно-приходская школа, а не журнал. С. Красовицкий (отец Стефан) говорит о христианской биологии, используя уровень знаний, соответствующий приблизительно XVII в. (понятие о неведомой «жизненной силе»): «Господь не вылепливал глаз, но только взял некоторое количество глины примерно по размеру глазниц. Жизненная сила довершила остальное, т.е. преобразовала глину в живые клетки, одновременно создавая из них структуру глаза» (№ 1, с. 93). После этого можно только пожелать отцу Стефану строить дом по правилам христианского сопротивления материалов. Разумеется, христианству не принадлежит монополия на упрощение мира, журнал дает дорогу мистике и других типов. А. Щербак- Жуков: «...именно ментальные излучения из этих самых "случайных миров" и создают известный всем астральный мусор или так называемый ментальный шум в эфире, который не только существенно мешает ментальным передачам, но и, забивая подпространственные туннели, заметно затрудняет телепортационные переходы» (№ 1, с. 123). После совета Щербак-Жукова протирать тонким слоем спирта предметы, склонные к накапливанию «случайных образов» (№ 1, с. 123), начинаешь сомневаться, не пародия ли это на магию? Но тогда не слишком смешная пародия.
Идеологическая ограниченность ведет к нечувствительности. А. Тавров говорит, что «поэт должен быть просветлен. Его стихотворение должно быть стихотворением просветленным» (№ 2, с. 14), — и не замечает, что на той же странице рекламным тоном предлагает массовое просветление: «Замечательную книгу Экхарда Толле "Новая земля", посвященную вопросу практики просветления, пробуждения, купило три миллиона человек».
За стилевой нечувствительностью следует более опасная. Терпимое отношение к тоталитарности, если та не принимает совсем уродливых форм, как в гитлеровской Германии. С. Красовицкий: «Муссолини писал очень хорошие вещи <...>. Это просто корпоративная система, система гильдии корпораций средневековая, грубо говоря, власть профсоюзов и очень неплохая система» (№ 1, с. 78). Спросил бы отец Стефан у итальянских партизан — очень ли им хотелось назад в Средневековье, под власть профсоюзов—марионеток диктатуры. В. Месяц видит в духовной жизни Европы сплошное загнивание. «Безвластие, аморфность, отсутствие ориентиров, духовная деградация. Обычный перечень. Вам не кажется, что Европа превращается в музей?» (№ 2, с. 21). Проблемы в современной Европе, разумеется, есть, и их как-то надо решать, но так ли? Точно такая же риторика обеспечила приемлемость фашизма для многих интеллектуалов 1920—1930-х гг. Очень хороша публикация нескольких «Пизанских песен» Э. Паунда и информативной статьи о нем Я. Пробштейна. Замечательно, что журнал не пожалел на это более чем 100 страниц в № 2. Но то, что это именно Паунд, сотрудничавший с режимом Муссолини, тоже наводит на грустные размышления.
Разумеется, нелепо подозревать редакцию «Гвидеона» в приверженности тоталитаризму. В собственных стихах и прозе В. Месяца и А. Таврова достаточно свободы и разнообразия, с тоталитаризмом несовместимых. Но можно говорить о приверженности соблазну легкого (и иллюзорного) решения сложных проблем. И о недостаточном знании истории (для мифологического сознания, которому отдает большую дань редакция «Гвидеона», она не существует, есть только «вечное сейчас»). А история могла бы также напомнить, что именно из соображений борьбы с «духовной деградацией» сотрудничали с праворадикальными организациями в начале своего пути, например, Бланшо, Чоран, Элиаде, Поль де Ман. Однако те, кто смогли опомниться, сделали это еще до Второй мировой войны. А редакторам «Гвидеона» остается только пожелать, чтобы некоторые их надежды не сбылись — потому что в корпоративно- тоталитарном обществе, приемлемом для отца Стефана, любой человек со стремлением к духовному поиску, в том числе и члены редакции, долго не выживет.
За соблазн упрощения приходится платить сужением горизонта. В журнале есть попытки шутить — для чего вводятся авторы-маски вроде Шошанны Риббентроп. Но шутка плохо согласуется с установкой на высокопарность — и выходит натужной. Интересные авторы в журналах присутствуют — внимательный и легкий Н. Звягинцев, иронично-сказочный С. Соколовский, не боящаяся противоречий И. Кирштайн (только одно стихотворение, и даже не указано, кто переводчик), иронично-филологичные (филологичные все-таки!) В. Курицын и Д. Реддауэй (обнаруживающая в пушкинском «Пророке» связи скорее с Люцифером, чем с Богом). Но на два номера (почти 600 страниц) — это столь малые островки, что вполне можно говорить о случайности. В основном — в лучшем случае — романтические клише: «она носит в сумке книги про Марс, зачитанные до дыр» (№ 2, с. 30, Е. Перченкова), «головокружительно-сладкий запах весны и смерти / ваши ноздри пьют, как самый желанный напиток» (№ 2, с. 218, О. Погодина). И все чаще — никак, вроде скучного детектива В. Графского.
Нередко человеку, чьи личные литературные способности скромны, удается, благодаря хорошему вкусу, собрать интересный журнал или альманах. С «Гвидеоном», кажется, получилось наоборот: два весьма неплохих литератора собрали коллекцию клише. Об эстетическом конформизме, от которого страдают многие издания, здесь едва ли идет речь. Скорее всего, причина — в давлении соответствующей идеологии. Это обидно, и тем обиднее, что глубокой философской литературы мало и ее мало кто из издателей поддерживает. Но, к сожалению, в случае «Гвидеона» речь идет, в основном, об имитации глубины.