Вадим Левенталь
ШУМ МАШИНЫ ПИСЬМА
На 9-й ярмарке интеллектуальной литературы Non/fiction в Москве названы лауреаты премии Андрея Белого. Победителем в номинации «Проза» стал петербургский писатель Александр Ильянен и его роман «Бутик Vanity». Торжественная церемония награждения победителей пройдет в конце декабря в Петербурге.
Жюри литературных премий часто упрекают в том, что они страшно далеки от народа. В том смысле, что книги, получающие премию, зачастую оказываются не самыми продаваемыми. Но награда и не должна фиксировать, какая книга любима народом, – на то есть рейтинги продаж. Смысл премии в том, чтобы обратить внимание общественности на книгу, которая того заслуживает, но в силу тех или иных причин недостаточно широко известна. И в этом смысле совершенно неважно, каков премиальный фонд – выплачивают ли победителю десять, двадцать или пятьдесят тысяч условных единиц денег.
Например, премиальный фонд премии Андрея Белого испокон веков – бутылка водки, яблоко и один рубль. «Испокон веков», конечно, преувеличение, но не ироническое, «Андрею Белому» двадцать девять лет. Внушительный список лауреатов – от Аркадия Драгомощенко (1978) и Саши Соколова (1981) до Михаила Гаспарова (1999) и Владимира Топорова (2003) – говорит сам за себя: это, без сомнения, не только старейшая, но и авторитетнейшая литературная премия России.
Комитет «АБ» не скрывает и не стесняется своей «высоколобости»: «Премия призвана фокусировать внимание на авторах, ориентированных на обновление принципов письма и радикальные инновации в сфере тематики и художественной формы», – написано в положении о награде. Книги, попавшие в шорт-лист, не всякий возьмется читать, а из тех, кто возьмется, не всякий дочитает до конца. Великолепный роман Лены Элтанг «Побег куманики» благодаря лихому крипто-детективному сюжету в этом списке, быть может, наиболее приспособлен к чтению. Про книги Александра Ильянена «Бутик Vanity» и Марианны Гейде «Мертвецкий фонарь» этого не скажешь, читать их – большой труд (косвенно об этом говорят и тиражи книг – по тысяче экземпляров каждый). И все-таки, если уж главная литературная премия страны присуждена Ильянену, а книга Гейде вошла в короткий список, не грех будет обратить на них свое внимание.
«Бутик Vanity» – третий роман петербуржца Александра Ильянена. Герой этого повествования гуляет по Петербургу, ездит на дачу, дает частные уроки французского, пишет «диссертацию» (судя по всему, сам этот роман) и переживает полтора любовных приключения. Но дело, разумеется, не в сюжете, «Бутик» – экспериментальный роман, главный вопрос которого в том, что такое литература вообще, где границы романа как жанра.
Влияние Пруста на Ильянена несомненно. Перед нами не литературная поделка, а взаправдашнее усилие – удержать ускользающее время и отжать из него сок смысла. Дневник проделанного в действительности эксперимента над собой и языком. Чувствительность души здесь понимается как чувствительность фотопленки, «Бутик» – работа по удержанию себя на пике этой чувствительности. Герой, который здесь то «он», то «я», напряженно вглядывается в мир, задерживает внимание на каждой детали.
Этот роман-калейдоскоп «о тряпочке и баночках» написан чудным, волшебным языком, которому лишь врожденное целомудрие не позволяет сбиться на сплошную поэтическую речь. Другое чувство, которое не отпускает читателя, – это чувство постоянной цитации, будто каждое слово этого текста представляет собой зеркало, в котором отражается бесконечный коридор смыслов.
У книги московского поэта Марианны Гейде «Мертвецкий фонарь» много общего с романом Александра Ильянена. Эта книга также рассчитана на умного и образованного читателя: немецкие, французские, английские, латинские вставки здесь не переводятся и не комментируются. Предполагается, что читатель знает все эти языки. Бесчисленные отсылки ко всей европейской литературе и философии не поясняются: человек, берущий эту книгу в руки, читал и Канта, и Делёза, и всех-всех-всех.
Книга «Мертвецкий фонарь» разделена на три части, в каждой из которых один большой рассказ и несколько прозаических миниатюр. Принцип этой прозы – завороженность словом, ритмом, речью как таковой. Автор здесь – «машина письма», через которую «речь речет самое себя».
В этой свободной медитации над словом, над образом, не так уж важно, расскажется в результате какой-то внятный сюжет или нет. Это может быть детская, немного страшноватая или даже истерическая история («Эвтаназия», «Грибы»); может быть рассказ о взрослых людях, их одиночестве, сумасшествии и сексе («Время цветения щучьего хвоста»); а может быть невнятное бормотание речи, будто со сна, в котором Дедал превращается в Минотавра, а потом и в Декарта, и зловеще выплывает из глубины лицо профессора Мушинского, который требует ответа: для кого это все пишется? Но нет времени ответить на этот вопрос: машина работает, текст нужно сохранять.
Автор одержим демоном речи, он проводник потусторонней энергии, воплощающейся в словах, которые прилипают друг к другу крепко и наверняка. Это, безусловно, проза поэта (сильного поэта!), который иногда вдруг не выдержит да и заговорит привычными ему анапестами и амфибрахиями. Книгу портит (не безнадежно) четвертая часть, содержащая извлечения из «Живого журнала» Марианны Гейде: читать чужой дневник интересно, только если близко знаешь автора, а публикация записей в книге отдает междусобойчиком.
Роман Ильянена написан опытным мастером, который уверен в каждом движении кисти. Рука Гейде еще не так крепка; излишняя местами истеричность – грех, который можно простить только молодости.
Традиционная проза начинается с некоторых само собой разумеющихся вещей, которые для Гейде и Ильянена совсем не очевидны: кто пишет? о чем? зачем? какими словами? откуда он эти слова знает? Необходимость ответить на эти вопросы заводит автора (вместе с ним и читателя) в лабиринты смыслов, где слышен только мерный ритм языка. «Бутик Vanity» и «Мертвецкий фонарь» – это авангард развития русской литературы, лаборатория, в которой из беспорядочной груды образов и слов, возможно, синтезируется вещество литературы будущего.
Походы к самым границам словесности, тяжелые разработки золотоносной жилы нового языка не оплачиваются бешеными гонорарами и, за редким исключением, не чреваты славой. Тем большая честь первопроходцам. Тем большее уважение премии Андрея Белого, которая приглашает нас присмотреться к тому, как искрится в этих текстах золото нового языка.
(Санкт-Петербургские ведомости, № 232, 2007)