Алексей Прокопьев

ПИСЬМО КОМИТЕТУ ПРЕМИИ

 

Дамы и господа! Дорогие друзья и коллеги!

 

Премия Андрея Белого – великая честь для меня; вручение Премии – возможность высказаться о самом существенном и сущностном в том деле, в котором я чувствую себя как дома.

Хочу высказать благодарность тем, кто учил меня, терпеливо прививая всё лучшее, что есть в нашей (какой-никакой) школе перевода, – это Евгений Владимирович Витковский и Владимир Борисович Микушевич. Несмотря на разницу в идеологии перевода и несовпадение культурно-вкусовых ориентиров, выяснившуюся впоследствии, я благодарен им искренней благодарностью ученика.

 

Считаю себя не поэтом-переводчиком, и не поэтом, занявшимся параллельно переводом, а двуедино: поэтом и переводчиком, – и высказываться предпочитаю именно в таком качестве.

Положение с русским поэтическим переводом и с русской поэзией довольно «многоукладное», как любит говорить Данила Давыдов, и в двух словах его не опишешь.

 

Поэтому попробую по необходимости тезисно и неизбежно вскользь.

 

1. Школа перевода (в значении овладения азами переводческой техники, изучения истории русского поэтического перевода и т. п.) поддерживается нынче на профессиональном уровне сайтом «Век перевода», созданным Е. В. Витковским. Там же прекрасно обходятся как с классикой мировой поэзии в русском изводе, так и с классикой русского перевода.

 

2. Переводчику, который мыслит своё творчество шире простого информативного сообщения о том или ином поэте, пишущем не по-русски, необходимо, овладев школой, выйти за её пределы, преодолеть её, стать личностью в переводе, как становятся именем в литературе.

 

3. Способны на это те поэты, то есть люди, сами пишущие стихи, которые обладают двумя, как мне представляется, необходимыми качествами: их собственные поэтические устремления и поиски связаны с пониманием классики и традиции не как застывшего образца, не как собрания навеки застывших недостижимых шедевров, неких эталонов в палате мер и весов, а как непрерывно изменяющейся (благодаря поэзии же и творчеству) магической сферы высоких смыслов и ценностей, заложенных в них.

Для примера: многие последние переводы на русский Пауля Целана или Герты Мюллер в корне меняют наше представление о немецкой (и не только немецкой) классике. Культура развивается также и вспять, ретроспективно, вспомним хрестоматийные слова Осипа Мандельштама о Катулле. Это первое условие.

 

4. Второе, не менее важное: это должны быть поэты в современном понимании слова, то есть люди, не чуждые смелости и духа здорового экспериментаторства (Пример: Григорий Дашевский с его, как он это то ли в шутку, то ли всерьёз называет «минус 2 переводом», то есть, переводом, сознательно отказывающемся от двух параметров: рифмы и размера, – например, для того, чтобы как можно точнее передать уникальность поэтики Джерарда Мэнли Хопкинса).

 

 

5. И вот случается так, что стирается грань между переводом и «оригинальным стихотворением», притом что перевод, при наличии воли и владения высокой техникой, остаётся переводом. Но слышится и прочитывается как уникальное, дышащее свежестью новой формы стихотворение на родном языке. Тем самым стихотворение поднимается над национальной укоренённостью в родном языке (Готфрид Бенн), перевод становится эманацией, от-образом исходного надмирного стихотворения, лежащего вне языка. 

 

6. Для меня чрезвычайно важно также, что отмечены были, в  частности, переводы стихотворений Фридриха Ницше и немецких экспрессионистов.

Надо признать, что ни поэзия Ницше (подчёркиваю, поэзия), ни поэзия немецких экспрессионистов по-русски ещё по-настоящему не появились. У нас не было русского Гёльдерлина и русского Ницше (зато, правда, были Тютчев и Фет), и отсутствие поэтики такого рода оказывает не самое лучшее влияние на русскую поэзию в целом. Это, разумеется, субъективный выбор (можно выстроить ряды других отсутствий), но он призван продемонстрировать главное. Перевод призван восполнить лакуны, без которых культура в своём становлении не полна, ущербна.

 

7. Переводы «Дионисийских дифирамбов» Ницше были сделаны в ходе вспомогательной работы к большой книге Пауля Целана с обширными комментариями, которую мы задумали с Татьяной Баскаковой, прошлогодним лауреатом премии Андрея Белого. Это я говорю в напоминание того, как тесно связаны и переплетены поэтические практики истинного напряжённого творчества. Комплекс переводческих проблем, группирующихся вокруг условно намеченной линии в немецкой поэзии Гёльдерлин-романтики-Ницше-экспрессионисты-Целан-Герта Мюллер, – вот что занимает меня сейчас, суля необыкновенные и удивительные открытия.

 

8. Очень хорошо, что появилась эта специальная номинация за достижения в художественном переводе, тем самым ему воздаётся должное и устраняется историческая несправедливость. Потому что – что была бы русская поэзия без перевода?