Алла Горбунова

РЕЧЬ О ПАОЛО ГАЛЬВАНЬИ

Пути, которыми современная поэзия находит своего читателя, непрозрачны. Как происходит такая встреча? Каким образом потенциальный читатель, например, Василия Филиппова, живущий в Италии, может встретиться с этим поэтом? Ведь чтобы это произошло – необходима нешуточная работа: изучить современную российскую поэзию, перевести тексты, издать их, привлечь к ним внимание. Кажется, что существующих институций, которые могли бы способствовать этой встрече (и в самой России, и в международном пространстве), явно недостаточно. И зачастую роль посредника берут на свои плечи влюблённые в поэзию одиночки.

Паоло Гальваньи являет собой пример такого одиночки, энтузиазм которого позволил ему провести огромную работу по представлению современной российской поэзии в Италии. Речь идёт не только о самих переводах, но и об издании книг, подготовке журнальных публикаций российских поэтов, о просветительской деятельности. Так, Паоло Гальваньи подготовил антологию La nuova poesia russa  (Новая русская поэзия), в которую включены тексты 24 авторов: от Геннадия Айги до Данилы Давыдова. В конце книги Гальваньи опубликовал биографические заметки о всех представленных авторах.

Премия Андрея Белого в особенном долгу перед Паоло Гальваньи: в общей совокупности он перевёл лауреатов и шорт-листеров нашей премии, пожалуй, больше, чем все остальные переводчики вместе взятые.

Гальваньи переводил как «классику»: Блока, Маяковского, Клюева, Гумилёва, Ахматову, Хлебникова, Есенина, Слуцкого, так и многочисленных современных российских поэтов, принадлежащих к той ветви отечественной словесности, в рамках которой зародилась и которую всегда поддерживала премия Андрея Белого, – я имею в виду неподцензурную русскую литературу и наследующую ей поэзию.

Внимание Гальваньи к российской неофициальной культуре, литературе андеграунда, было одним из факторов, позволивших её достижениям выйти на международную арену и предстать на земле, которую русская поэзия в лице многих своих представителей воспевала и любила.

В переводах Паоло вышли на итальянском тринадцать книг, среди которых четыре книги Елены Шварц, три книги Василия Филиппова, книга Шамшада Абдуллаева. С 1999 года и по сей день выходят журнальные публикации русских поэтов на итальянском (например, в журналах «Poesia» и «L’Immaginazione»), которые готовит Паоло Гальваньи. В поле внимания Гальваньи попадают как представители разных поколений, так и разных течений в современной русской поэзии: здесь есть и имена, относящиеся к ленинградскому кругу поэтов Сайгона и Малой Садовой (например, Виктор Кривулин, Александр Миронов), и концептуалисты (Дмитрий А. Пригов, Лев Рубинштейн), и представители Лианозововской школы (Генрих Сапгир, Игорь Холин), есть поэты, активно работавшие в семидесятые годы прошлого века, и те, что появились на литературном небосклоне уже в начале двухтысячных.

Как один из авторов, кому выпала честь быть переведённой Паоло на итальянский язык, я знаю, что к своей деятельности он подходит с редким энтузиазмом и ответственностью. Например, отправив авторские экземпляры журнала по почте, он впоследствии ещё сам пишет поэту, беспокоясь, получил ли он журнал, пока посылка наконец не найдёт своего адресата.

Может ли распространение поэзии, её встреча с читателем происходить как-то иначе, – или поэзии жизненно необходим труд одиночек, первооткрывателей, через которых осуществлялось бы это межкультурное взаимодействие, встреча языков и литератур? Или эту работу могут брать на себя специальные институции? В поэзии, несмотря на постоянные попытки, это всё же скорее не получается. Возможно, это связано отчасти со спецификой поэзии и – шире – литературы как экстремума присутствия, уникальности события воплощения человеческого опыта в слове. Эта уникальность не может уложиться в какой-то заготовленный порядок. Трудности поэзии с формальной организацией коммуникативного пространства могут быть прочитаны как свидетельство того, что сам этот опыт возможен. Как мы знаем из истории, зачастую он был возможен парадоксальным образом именно вопреки, а не благодаря существующим институциям, – и неподцензурная поэзия тому пример. Конечно, это не та ситуация, но, может быть, труд подвижников-одиночек в некотором смысле более близок самой поэзии, чем попытки её системного распространения, предполагающие создание некоторой коммуникативной машины, которая, тем не менее, нужна, поскольку опыт стремится себя закрепить, и институции – эффект закрепления этого опыта. Так, премия Андрея Белого, изначально возникшая как бы вопреки существовавшим в советском обществе структурам, сама являла собой неформальную институцию, работавшую с опытом культуры андеграунда, а ныне – наследующей ей современной литературы, ориентированной на новаторство.

Но машина для извлечения опыта невозможна. Это – дело индивидуальное, негарантированное, рисковое. Событийность предшествует и является условием формирования любой машины. Об этом свидетельствует и то, что сами литературные институции часто держатся в первую очередь на личном энтузиазме их создателей.

…Так или иначе, у поэзии есть свои рыцари. И рыцарем русской поэзии в Италии несомненно является Паоло Гальваньи, которому мы вручаем сегодня премию.